ИГРАЛЬНЫЕ КАРТЫ В «РУССКОМ ВКУСЕ».
Эскизы Михаила Микешина
Эскизы Михаила Микешина
Ю. Демиденко. «Игральные карты в "русском вкусе"». ("Наше Наследие", № 47, 1998)
Искусство игральных карт — сравнительно молодой для России вид графики. Долгое время русские игроки пользовались исключительно привозными картами: немецкими, чешскими, польскими. В «Записках» Вебера, опубликованных в «Русском архиве» за 1872 год, содержатся сведения о том, что «деланием игорных карт» в России впервые занялись шведы, захваченные в плен в результате Северной войны. Естественно поэтому, что первые русские карты создавались по заграничным, преимущественно французским и немецким, образцам. В николаевское царствование попытка разработать оригинальные карточные рисунки, как известно, закончилась ничем, натолкнувшись на суровую резолюцию императора: «Не вижу никакой причины переменять прежние рисунки». Лишь в 1850—1860-е годы, когда подверглась реформе деятельность Имперской карточной фабрики и было значительно улучшено качество выпускавшихся карт, расширен их ассортимент, к работе над карточными композициями были привлечены русские профессиональные художники.
Интерес к прикладной графике вообще заметно оживился во второй половине XIX века. Известные мастера занимались созданием поздравительных адресов, концертных и театральных программ, афиш. Игральные карты в этом ряду занимают особое место. Представляя собой серию рисунков, они давали возможность не только чисто украшательской, виньеточной графики, но предполагали свой сюжет и драматургию. Сложная иерархия карточных фигур и мастей привносила в этот сюжет интригу. Как бы руководствуясь девизом лермонтовского героя «Мир для меня — колода карт», художники используют возможность любых символических построений, самых широких обобщений и разнообразных трактовок. Интерес художников к созданию карт поддерживался к тому же заказами Императорской карточной фабрики. Над игральными картами работали А. И. Шарлемань, А. Е. Бейдеман и другие. И все же их карты были во многом похожи на карты, выходившие за границей: в них также изображались персонажи в средневековых костюмах или в костюмах эпохи Возрождения. Лишь однажды Шарлемань разработал рисунки для пасьянсных карт, в которых фигурировали китайцы, туземцы и русские — в костюмах XVII века. В то же время популярность национальной идеи в последней трети XIX века требовала разработки по-настоящему «русских» карт. И первым эту задачу попытался решить совсем другой художник.
На именном бланке Михаила Осиповича Микешина значилось: «Академик М.О.Микешин. Автор памятников: Тысячелетию России в Новгороде, Екатерине II и других». Действительно, этими памятниками Микешин еще при жизни снискал себе славу столь громкую, что все прочие стороны его многообразной художественной деятельности оказались почти забыты. А он был создателем иллюстрации к произведениям А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Т.Г.Шевченко; участником многих иллюстрированных журналов 1860—1890-х годов; автором интересных литературных очерков и эссе; директором Клуба художников. Несмотря на пожизненную пенсию, назначенную ему за проект памятника Тысячелетию России, художник постоянно нуждался в заработке и охотно принимался за самые разнообразные работы. Он стремился получить место художника в театре, работал для Морского министерства, создавая скульптурное убранство броненосных фрегатов и императорских яхт; предлагал свои услуги Министерству финансов — по художественному оформлению государственных бумаг и кредитных билетов, по разработке рисунков для тканей — для департамента мануфактур и торговли. «Он брался за совершенно новые для художников (да еще со званием академика) той поры задачи: рисовал игральные карты с изображениями на русские сказочные темы, издавал народные картинки...» — писал исследователь творчества Микешина А. Н. Савинов [1]. Справедливости ради отметим, что к созданию рисунков для тральных карт, да и вообще к прикладным видам творчества обращались многие художники того времени; а современники Микешина, выполнявшие эскизы карточных фигур, А. Шарлемань, А. Бейдеман и М. Зичи тоже носили звания академиков.
Вероятно, М. О. Микешин тоже получил официальный заказ на рисунки для игральных карт. Во всяком случае, рисованные им карты, о которых пойдет речь, при включении их в собрание Русского музея были записаны в книгу поступлений как «проект игральных карт для Императорской карточной фабрики». В музейное собрание серия поступила в 1903 году как «дар Николая II». Однако сами рисунки никогда не находились во владении царской семьи. Уже после смерти М. О. Микешина сын художника возбудил ходатайство о приобретении оставшихся у него произведений отца Музеем императора Александра III. Музеи же, выбрав некоторые работы, остальные, в том числе и папку с игральными картами, отклонил из-за высокой цены, отметив в то же время, что «если Государю Императору благоугодно будет оказать милость сыну покойного художника и последует Высочайшее соизволение на приобретение этих произведений, то они могли бы найти место в музее» [2]. Архивы Министерства двора не сохранили указаний Николая II на этот счет. Видимо, «Высочайшее соизволение» последовало, император заплатил наследнику требуемую сумму, а сами произведения немедленно передал в музей.
Это единственная известная нам полная законченная карточная серия Микешина. Она включает двенадцать карт, т.е. все фигуры обычной карточной колоды. Кроме этой серии, датированной 1890 годом, известно множество разнообразных эскизов и проектов карт, исполненных художником в это время, что косвенно подтверждает возможность существования заказа Карточной фабрики.
М.О.Микешин обращался к самым разным темам и сюжетам. В Литературном музее Пушкинского Дома хранятся эскизы карт с изображением героев драм Шекспира: Ричард III. Отелло, Офелия, Король Лир, Гамлет... Некоторые из них были литографированы. В Русском музее находятся эскизы карт со сценами из современной жизни; с изображениями политических деятелей; карты с немецкими мастями. В проектах игральных карт отразилась и волновавшая художника национальная тема. Так, на одном из карандашных эскизов из собрания Русского музея, представляющем фигуры всех четырех мастей, трефы — персонажи, одетые в русские костюмы XV—XVII вв.
Это единственная известная нам полная законченная карточная серия Микешина. Она включает двенадцать карт, т.е. все фигуры обычной карточной колоды. Кроме этой серии, датированной 1890 годом, известно множество разнообразных эскизов и проектов карт, исполненных художником в это время, что косвенно подтверждает возможность существования заказа Карточной фабрики.
М.О.Микешин обращался к самым разным темам и сюжетам. В Литературном музее Пушкинского Дома хранятся эскизы карт с изображением героев драм Шекспира: Ричард III. Отелло, Офелия, Король Лир, Гамлет... Некоторые из них были литографированы. В Русском музее находятся эскизы карт со сценами из современной жизни; с изображениями политических деятелей; карты с немецкими мастями. В проектах игральных карт отразилась и волновавшая художника национальная тема. Так, на одном из карандашных эскизов из собрания Русского музея, представляющем фигуры всех четырех мастей, трефы — персонажи, одетые в русские костюмы XV—XVII вв.
В записных книжках М.О.Микешина, горячо сочувствовавшего славянскому движению, сохранилась развернутая программа карт на тему истории славянских народов [3]. Каждая масть в ней (и соответствующий ей девиз) олицетворяла конкретное славянское государство, а фигуры — национальных героев, исторических или легендарных. Бубны — Prudenc (благоразумие) связывались с Чехией. Здесь фигурировали мудрая Любуша, предводитель гуситов Ян Жижка и чешский король Георгий Падебрад. «Любушей» художник называл легендарную основательницу Праги Либуше. Приписываемое ей изречение «Нехвально нам в немцах искати правды, у нас правда по закону святу», он часто цитировал. Черви — Justice (справедливость) ассоциировались с героями сербского княжества: царем и законодателем Стефаном Лушаном, княгиней Милицей, вошедшей в эпос под именем царицы Милицы, и героем былин и песен Марко-Кралечем (Марко-Королевичем).
Болгарское государство в лице первого царя Симеона Болгарского воплощали пики — Force (сила). Русской истории и здесь соответствовали трефы — Unions (единение), а из исторических персонажей — царь Иоанн III, при котором завершилось объединение Руси, Марфа Посадница и Илья Муромец. Предполагалась и другая программа, записанная здесь же, в которой вся карточная колода состояла исключительно из русских исторических деятелей.
Болгарское государство в лице первого царя Симеона Болгарского воплощали пики — Force (сила). Русской истории и здесь соответствовали трефы — Unions (единение), а из исторических персонажей — царь Иоанн III, при котором завершилось объединение Руси, Марфа Посадница и Илья Муромец. Предполагалась и другая программа, записанная здесь же, в которой вся карточная колода состояла исключительно из русских исторических деятелей.
В нее входили: Ермак (бубны), первый царь династии Романовых Михаил Федорович и Богдан Хмельницкий (черви), Лжедмитрий, Марина и Заруцкий (пики), мещанин Минин и вновь Михаил Федорович (трефы). Так что в рисунках для карт Микешин использовал - образы и темы, интересовавшие его на протяжении всей его творческой деятельности и не раз встречавшиеся в его скульптурных работах или в журнальных рисунках.
«Коли ли бы ты восхотел загнуть что-либо в русском легендарном, сказочном или фантастическом пошибе — с чертями, лешими, домовыми, русалками, кощеями и т.п., то это бы мне было сугубо на руку», — писал Микешин А.Н.Островскому еще в 1876 году, будучи редактором-издателем «Пчелы» [4]. И хотя отдельные рисунки художника, изображающие русалок, русских богатырей или лесную нечисть, и появлялись на страницах журналов, наиболее полное воплощение эта тема получила именно в серии из двенадцати карт, исполненных акварелью и пером. Каждый лист подписан традиционным псевдонимом художника, под которым он выступал в журналах и на выставках — «Миша М.», хотя ко времени создания карт их автору было за пятьдесят. В тематических картах Микешина использованы фольклорные мотивы, что связывает эту серию если не с «русским» стилем, то во всяком случае с так называемым «национальным романтизмом», и что соответствует «ропетовскому» стилю в архитектуре. В этом направлении, нередко порицаемом за недостаток вкуса и чрезмерность декора, сказался дух времени с его увлечением всем ярким и колоритным, сказалась художественная мода и настроения, подготовившие появление впоследствии более тонких исторических стилизаций, — словом, проявились вкус и особенности эпохи, а отнюдь не отсутствие знаний или пренебрежение исторической правдой.
Впрочем и здесь Микешин еще долго не решался остановить свой выбор на сказочной теме и раздумывал, не предпочесть ли ей историческую. Для художника, в особенности ценившего «идею и консепцию», главным качеством которого исследователи считали «пышную художественную фантазию» (Н.Врангель), в работе над карточной колодой самое главное было — что именно изображать. Сохранившиеся на одном из набросков карт черновые записи Микешина позволяют проследить этапы его работы над картами на русскую тему. В них не указаны масти, а фигуры не разделяются по каким-то определенным качествам или девизам. Пометки художника просто очерчивают круг персонажей, объединенных общей темой и подчиненных иерархии карточных фигур.
«Коли ли бы ты восхотел загнуть что-либо в русском легендарном, сказочном или фантастическом пошибе — с чертями, лешими, домовыми, русалками, кощеями и т.п., то это бы мне было сугубо на руку», — писал Микешин А.Н.Островскому еще в 1876 году, будучи редактором-издателем «Пчелы» [4]. И хотя отдельные рисунки художника, изображающие русалок, русских богатырей или лесную нечисть, и появлялись на страницах журналов, наиболее полное воплощение эта тема получила именно в серии из двенадцати карт, исполненных акварелью и пером. Каждый лист подписан традиционным псевдонимом художника, под которым он выступал в журналах и на выставках — «Миша М.», хотя ко времени создания карт их автору было за пятьдесят. В тематических картах Микешина использованы фольклорные мотивы, что связывает эту серию если не с «русским» стилем, то во всяком случае с так называемым «национальным романтизмом», и что соответствует «ропетовскому» стилю в архитектуре. В этом направлении, нередко порицаемом за недостаток вкуса и чрезмерность декора, сказался дух времени с его увлечением всем ярким и колоритным, сказалась художественная мода и настроения, подготовившие появление впоследствии более тонких исторических стилизаций, — словом, проявились вкус и особенности эпохи, а отнюдь не отсутствие знаний или пренебрежение исторической правдой.
Впрочем и здесь Микешин еще долго не решался остановить свой выбор на сказочной теме и раздумывал, не предпочесть ли ей историческую. Для художника, в особенности ценившего «идею и консепцию», главным качеством которого исследователи считали «пышную художественную фантазию» (Н.Врангель), в работе над карточной колодой самое главное было — что именно изображать. Сохранившиеся на одном из набросков карт черновые записи Микешина позволяют проследить этапы его работы над картами на русскую тему. В них не указаны масти, а фигуры не разделяются по каким-то определенным качествам или девизам. Пометки художника просто очерчивают круг персонажей, объединенных общей темой и подчиненных иерархии карточных фигур.
Записи показывают, что Микешин рассматривал три варианта изображения королей. Один из них конкретно-историчен, он отсылает к княжескому периоду русской истории, к временам Владимира, Олега, Святослава, Святополка. Другой план предусматривал развитие былинной темы: здесь появляются Добрыня, Илья, Кощей, Соловей. Наконец, в третьем случае использовались образы народной сказочной традиции: Леший, Водяной, Домовой, Чорт. В окончательном варианте изображенные на бронзовом фоне короли это – зловещий Кощей Бессмертный (пики), рыжебородый! Леший (бубны), Водяной в кольчуге-чешуе (трефы) и Кудесник в красной мантии (черви). Это образы, встречающиеся в былинах, сказках, народных поверьях, однако трактовка их Микешиным не следует точно за фольклорной традицией. Его Леший не злой дух, а этакий симпатичный здоровяк и жизнелюб, король треф сочетает черты русского Водяного и Морского царя европейских сказок; Кудесник похож на мага-фокусника карт-таро...
В историческом варианте дам представляли героини русской истории и сказок — Ольга, Рогнеда, Людмила. В фольклорном варианте — Русалка, Ведьма, Царь-девица. В этом варианте на месте четвертой дамы в черновиках Микешина стоит вопросительный знак.
В конце концов четвертой дамой стала Киевская ведьма (бубны) — молодая румяная «дивчина» в национальном костюме, образ которой явно навеян фантастическими произведениями Н. В. Гоголя. Она разительно отличается от Бабы-Яги (пики) — комичной старухи в ступе и с черным котом.
Русалка, дама треф — красавица салонного типа, обликом напоминающая знаменитую своей красотой Ю.Маковскую, изображена в зарослях тростника. Детали изображения: лягушки, кувшинки, рыба — лишь обозначают водную стихию, в их передаче отсутствует реальная пространственная ориентация. Микешин мало заботился о правдоподобии или точности изображения.
Червонная дама, Царь-девица с павлиньим оперением, в окончательном варианте превратилась в Сирен Царь-девицу с короной на голове и яблоневой ветвью в руках.
Несколько выделяются из общего ряда валеты. Отказавшись от героев былинного цикла Алеши, Ставра, Руслана, Микешин предпочел им другой вариант — условные, типовые персонажи, не имеющие даже собственного имени: «лучник», «сокольник», «виночерпий», «баян». Изображенный почти в профиль Лучник в окончательном варианте — валет пик и воплощает злые, темные силы русской сказки. Однако, судя по имеющимся эскизам, Лучником мог быть и валет треф. Не имея в виду конкретных героев, художник оставил за собой право как угодно трактовать валетов. Валет треф в рассматриваемой серии — вдохновенно поющий Баян. Впрочем, если вспомнить ориентацию на водную стихию в других фигурах трефовой масти, этот образ может прочитываться и как былинный Садко. Сокольник (черви) — антипод Лучнику, витязь в кольчуге, с соколом на руке. Винник (бубны) — кудрявый малый с подносом и связкой ключей у пояса — больше напоминает песенного Ваньку-ключника.
В историческом варианте дам представляли героини русской истории и сказок — Ольга, Рогнеда, Людмила. В фольклорном варианте — Русалка, Ведьма, Царь-девица. В этом варианте на месте четвертой дамы в черновиках Микешина стоит вопросительный знак.
В конце концов четвертой дамой стала Киевская ведьма (бубны) — молодая румяная «дивчина» в национальном костюме, образ которой явно навеян фантастическими произведениями Н. В. Гоголя. Она разительно отличается от Бабы-Яги (пики) — комичной старухи в ступе и с черным котом.
Русалка, дама треф — красавица салонного типа, обликом напоминающая знаменитую своей красотой Ю.Маковскую, изображена в зарослях тростника. Детали изображения: лягушки, кувшинки, рыба — лишь обозначают водную стихию, в их передаче отсутствует реальная пространственная ориентация. Микешин мало заботился о правдоподобии или точности изображения.
Червонная дама, Царь-девица с павлиньим оперением, в окончательном варианте превратилась в Сирен Царь-девицу с короной на голове и яблоневой ветвью в руках.
Несколько выделяются из общего ряда валеты. Отказавшись от героев былинного цикла Алеши, Ставра, Руслана, Микешин предпочел им другой вариант — условные, типовые персонажи, не имеющие даже собственного имени: «лучник», «сокольник», «виночерпий», «баян». Изображенный почти в профиль Лучник в окончательном варианте — валет пик и воплощает злые, темные силы русской сказки. Однако, судя по имеющимся эскизам, Лучником мог быть и валет треф. Не имея в виду конкретных героев, художник оставил за собой право как угодно трактовать валетов. Валет треф в рассматриваемой серии — вдохновенно поющий Баян. Впрочем, если вспомнить ориентацию на водную стихию в других фигурах трефовой масти, этот образ может прочитываться и как былинный Садко. Сокольник (черви) — антипод Лучнику, витязь в кольчуге, с соколом на руке. Винник (бубны) — кудрявый малый с подносом и связкой ключей у пояса — больше напоминает песенного Ваньку-ключника.
Микешинские карты и по теме, и по характеру изображения заметно отличаются от бытовавших в то время. Костюмы переданы им без детализации и подробностей, несмотря на то, что Микешин считался знатоком истории и старого быта. Лица персонажей не похожи на традиционные карточные изображения, где они обычно лишены индивидуального выражения. Герои Микешина живут своей жизнью, их мимика эмоционально выразительна: Винник лукав и хитер, Леший весел, Русалка печальна... Характер изображения более всего напоминает журнальную графику тех лет, когда внутреннее состояние героя как бы проигрывается им как актером «через зрителя», непосредственно обращаясь к нему и ища в нем сочувствия. Роднит их с картинками иллюстрированных журналов и с только что нарождавшейся рекламной графикой еще и особый типаж, который ясно читается в фигурах валетов и дам, — отражение господствовавшей в то время моды. Эти карты невозможно связать ни с одним конкретным сказочным сюжетом.
Не принадлежа стилистически к так называемому «русскому стилю», карты Микешина тем не менее призваны были выражать идею, дух русской сказки. Будучи эклектичны и по своей тематике, и по манере изображения, несколько небрежны по рисунку, эти карты рассчитаны на непритязательного зрителя.
Этим они напоминают лубочные картинки, за возрождение которых ратовал Микешин. Характерно и то, что каждое изображение этих карт подписано в нарочито «народной» передаче: «Кощей», «Сирен Царь-девица», «Боян», «Винник», тогда как в подготовительных записях художник пользовался общепринятой литературной нормой написания этих имен-названий. В целом, о карточных рисунках Микешина можно сказать то же, что и о скульптурных работах: «...задуманы неплохо, но исполнены наскоро, тяжелы по формам и лишены единства стиля»[5].
Видимо, именно это и послужило причиной того, что карты так и не были выпущены. Хотя в 1895 году они демонстрировались на Всероссийской выставке печатного дела в Петербурге и, по словам известного гравера И.Павлова, пользовались большим успехом [6]. Кроме того, наступавшая новая эпоха, предпочитавшая не эклектичность, а тонкую стилизацию, принесла с собой и перемену вкуса, а главное, требовала более выдержанных концепций и трактовок даже давно известных тем. Карты Микешина на сказочные темы не были напечатаны, но они попали в Русский музей и благодаря этому обстоятельству сохранились до наших дней. А уж Русский музей позаботился об их опубликовании. Вскоре после их поступления в музейное собрание карты были изданы в виде черно-белых открыток.
Не принадлежа стилистически к так называемому «русскому стилю», карты Микешина тем не менее призваны были выражать идею, дух русской сказки. Будучи эклектичны и по своей тематике, и по манере изображения, несколько небрежны по рисунку, эти карты рассчитаны на непритязательного зрителя.
Этим они напоминают лубочные картинки, за возрождение которых ратовал Микешин. Характерно и то, что каждое изображение этих карт подписано в нарочито «народной» передаче: «Кощей», «Сирен Царь-девица», «Боян», «Винник», тогда как в подготовительных записях художник пользовался общепринятой литературной нормой написания этих имен-названий. В целом, о карточных рисунках Микешина можно сказать то же, что и о скульптурных работах: «...задуманы неплохо, но исполнены наскоро, тяжелы по формам и лишены единства стиля»[5].
Видимо, именно это и послужило причиной того, что карты так и не были выпущены. Хотя в 1895 году они демонстрировались на Всероссийской выставке печатного дела в Петербурге и, по словам известного гравера И.Павлова, пользовались большим успехом [6]. Кроме того, наступавшая новая эпоха, предпочитавшая не эклектичность, а тонкую стилизацию, принесла с собой и перемену вкуса, а главное, требовала более выдержанных концепций и трактовок даже давно известных тем. Карты Микешина на сказочные темы не были напечатаны, но они попали в Русский музей и благодаря этому обстоятельству сохранились до наших дней. А уж Русский музей позаботился об их опубликовании. Вскоре после их поступления в музейное собрание карты были изданы в виде черно-белых открыток.
Между тем идея выпуска игральных карт с рисунками на «русскую» тему по-прежнему оставалась актуальной. В 1910 году, по заказу Д. П. Голицына, возглавлявшего Ведомство императрицы Марии (именно к нему относилась Карточная фабрика), оригиналы игральных карт создал И. Я. Билибин. «Стиль древнерусский (народные картинки и старые лубочные сказки, только облагороженные, если только вообще можно «облагородить» старину)», — писал художник [7]. Рисунки Билибина предназначались для двух колод, довольно дешевых, второго сорта карт, которые печатались в три краски. Однако их постигла та же участь, что и карты Микешина. Они никогда не были напечатаны. Но в 1911 году на Императорской карточной фабрике были выпущены две необычные колоды карт.
Одна называлась «Рококо», другая — «Русский стиль». Фигуры этой карточной колоды были изображены в костюмах XVII века, повторявших, по некоторым сведениям, костюмы придворного костюмированного бала 1903 года. Автором этих карт был по иронии судьбы немец, художник фабрики Б. Дондорфа во Франкфурте-на-Майне, знаменитой своими оригинальными рисунками. Имя художника держалось в тайне. Эти карты печатались способом хромолитографии в 16 красок — вещь почти невероятная и требующая непревзойденного мастерства. Имя литографа — г. Михаэль.
Выпуск этих карт потребовал приобретения нового оборудования, недаром обе колоды представляли собой карты высшего сорта. «Карточная фабрика... употребила все усилия, чтобы новые карты красотой, изяществом и прочностью превзошли лучшие образцы заграничных», — писала пресса. Карты с подобным рисунком в ходу и по сей день. Однако всякий, кто возьмет в руки нынешние карты «с боярышнями» и старые карты «Русский стиль», убедится в несомненном превосходстве последних. Для полноты картины необходимо упомянуть и карты «Славянские», впервые выпущенные уже при Советской власти в 1920-е годы, причем, скорее всего, по дореволюционным оригиналам.
Впрочем, это уже совсем другая история....
Одна называлась «Рококо», другая — «Русский стиль». Фигуры этой карточной колоды были изображены в костюмах XVII века, повторявших, по некоторым сведениям, костюмы придворного костюмированного бала 1903 года. Автором этих карт был по иронии судьбы немец, художник фабрики Б. Дондорфа во Франкфурте-на-Майне, знаменитой своими оригинальными рисунками. Имя художника держалось в тайне. Эти карты печатались способом хромолитографии в 16 красок — вещь почти невероятная и требующая непревзойденного мастерства. Имя литографа — г. Михаэль.
Выпуск этих карт потребовал приобретения нового оборудования, недаром обе колоды представляли собой карты высшего сорта. «Карточная фабрика... употребила все усилия, чтобы новые карты красотой, изяществом и прочностью превзошли лучшие образцы заграничных», — писала пресса. Карты с подобным рисунком в ходу и по сей день. Однако всякий, кто возьмет в руки нынешние карты «с боярышнями» и старые карты «Русский стиль», убедится в несомненном превосходстве последних. Для полноты картины необходимо упомянуть и карты «Славянские», впервые выпущенные уже при Советской власти в 1920-е годы, причем, скорее всего, по дореволюционным оригиналам.
Впрочем, это уже совсем другая история....
Примечания
[1] Савинов А.Н. Михаил Осипович Микешин. 1835—1896 // Русское искусство. Очерки о жизни и творчестве художников. Т.2. М., 1971. С.518
[2] СР ГРМ. Оп.1. Ед.хр.2. Л.162.
[3] СР ГРМ. Ф.64. Ед.хр.4. Л.37об.-38.
[4] Неизданные письма к А.Н.Островскому. М.-Л., 1932. С.235.
[5] История русского искусства / Ред. И.Грабаря. Т.V. С.382.[6] Павлов И. Моя жизнь и встречи. М., 1949. С.143.
[7] Билибин И.Я. Статьи. Письма. Воспоминания о художнике. Л., 1970. С. 100.
[2] СР ГРМ. Оп.1. Ед.хр.2. Л.162.
[3] СР ГРМ. Ф.64. Ед.хр.4. Л.37об.-38.
[4] Неизданные письма к А.Н.Островскому. М.-Л., 1932. С.235.
[5] История русского искусства / Ред. И.Грабаря. Т.V. С.382.[6] Павлов И. Моя жизнь и встречи. М., 1949. С.143.
[7] Билибин И.Я. Статьи. Письма. Воспоминания о художнике. Л., 1970. С. 100.