«Законы карточные многим известны лучше, чем гражданские», - отмечали в начале ХIХ века составители «Собрания карточных раскладок». Действительно, карты являлись неотъемлемой частью жизни русского общества, а официальная политика государства в отношении азартных игр колебалась от прямой поддержки до жёсткого преследования. Сама же карточная тема стараниями классиков отечественной литературы покрылась завесой мистической тайны. «Тройка, семёрка, туз...» - бормотал сошедший с ума пушкинский Герман.

Ставропольский исследователь Евгений Григоренко на протяжении двух десятилетий изучает историю игральных карт и карточной игры в России. Информацию он собирает буквально по крупицам, черпая её в исторических монографиях, мемуарах, классической литературе, архивных и музейных фондах. Результатом кропотливого труда стали несколько изданных книг («Русские игральные карты. История и стиль», «Русская карточная мануфактура» и др.), а также две тематические выставки, успешно проведённые в Ставрополе и Пятигорске. На очереди издание первого в ставропольском краеведении очерка «Кавказ картёжный», раскрывающего малоизвестные страницы истории нашего региона. Результатами своей работы его автор поделился с читателями «Ставропольского репортёра».​

- Первые колоды игральных карт появились в Московском царстве ещё во времена Ивана Грозного, став результатом интенсивного культурного и экономического обмена с Западной Европой, - рассказывает Евгений Григоренко. - Они ввозились литовскими купцами из Польши (активному товарообороту не мешала даже многолетняя Ливонская война), а также морским путём - из Англии через Северное море в Архангельск.

К началу ХVII века карточная игра уже получила у нас самое широкое распространение, о чём свидетельствует такой источник, как дневник-словарь англичанина Ричарда Джемса, побывавшего в России в составе английского посольства в 1619-1620 годах. В словаре содержится 15 терминов, прямо относящихся к карточной игре, например, «туз», «валет», «козырь» и даже «шулер».

В правление царя Михаила Романова государство ввело на карточную игру своего рода монополию, облагавшуюся налогом. Своеобразными казёнными досуговыми центрами того времени стали так называемые «торговые бани», где продавали горячительные напитки и играли в азартные игры - карты и зернь. Доходы же от этой деятельности поступали в казну. Учитывая, что налогами облагались также ввоз карт из-за границы и их продажа, получается, что азартная игра в определённом смысле поддерживалась государством, став одним из источников пополнения государственного бюджета.

- В допетровскую эпоху, по словам Николая Костомарова, карты были уделом «лентяев, гуляк, негодяев, развратных людей». То есть социальных низов, - отмечает исследователь. - Элементом же дворянской культуры они становятся при Петре I. Кстати, сам император карт не любил, предпочитая им бильярд и шахматы. Зато страстным игроком был всесильный Меншиков. При Петре прекратился импорт заграничных колод и началось их производство в России. Таково было следствие проводимой императором протекционистской политики.

Широкое распространение среди придворной аристократии карточная игра получила во времена Елизаветы Петровны, которая сама была страстной любительницей карт, также, как и Екатерина II. Один из фаворитов последней Семён Зорич даже открыл в своём имении целую «картёжную академию», куда съезжались игроки со всей Европы.

Распространению игральных карт активно препятствовала православная церковь. Специальные постановления требовали сжигать карточные колоды, а игра именовалась не иначе как «поганским обычаем» и богохульством. Широкое распространение получило сравнение карточных мастей со страстями Христовыми.

К началу ХIХ века дворянское общество уже не представляло своего досуга без карточной игры. Не последнее место она занимала в жизни русских военных, для которых карты стали своеобразной отдушиной от служебной рутины. Кавказская война сделала наш регион одним из центров офицерской жизни со всеми её тонкостями и особенностями. Вот что рассказывает об этом Е. Григоренко:

- Лучшим помещением гостиничного типа в Ставрополе была знаменитая гостиница Найтаки. Здесь офицерские кутежи, дуэли и карточные игры достигли такого размаха, что слухи о них дошли до сведения самого государя-императора Николая I. Архивный документ 1844 года предписывает: «Означенный трактир в Ставрополе, если он служит сборищем для картёжных игр и других бесчинств, немедленно закрыть».

Мемуары сохранили множество интересных случаев времён Кавказской войны. Так, князь Дондуков-Корсаков писал о капитане по фамилии Ветчей - любимце солдат и страстном картёжнике, однажды проигравшем солдатскую кассу. Ветчей выстроил свою роту и объявил солдатам, что идёт к полковому командиру писать рапорт о растрате, после ознакомления с которым его немедленно разжалуют. Капитан просил роту принять его к себе рядовым, чтобы смертью в бою заслужить прощение. Однако солдаты принесли ему деньги и отправили отыгрываться. В итоге Ветчей не только отыгрался, но ещё и выиграл сверху 700 рублей. Рота гуляла два дня, а лихой капитан оказался на гауптвахте.

Во что же играли офицеры? Чаще всего они «метали банк». Это была своего рода лотерея, исход которой полностью зависел от случая. В игре принимали участие банкомёт (держатель банка) и играющие против него понтёры. Понтёр ставил карту против банкомёта, который, в свою очередь, раскладывал карты поочерёдно налево и направо. Если поставленная карта ложилась налево, выигрывал понтёр, если направо - банкомёт. Фраза из пушкинского «Евгения Онегина» «Налево ляжет ли валет?» подразумевает, что если карта ляжет налево - игрок выиграл.

Другим центром распространения карточной игры стали Кавказские Минеральные Воды. В Пятигорске известным местом собрания игроков стала казённая ресторация, расположенная недалеко от Цветника. В ней, в частности, останавливался Михаил Лермонтов, сочинивший здесь известный экспромт о «кавказском Монако». Александр Арнольди, сослуживец поэта, вспоминал, что на кон ставились десятки тысяч рублей. Метали банк, в моде был преферанс. Но открыто вести азартные игры в то время уже было опасно, поскольку весьма вероятным могло стать появление жандармов.

На практике борьба с азартными играми выглядела следующим образом: у содержателей игорных заведений или задержанных игроков отбирались расписки с обязательством впредь больше не играть. Исследователь рассказывает, что нашёл в архивах любопытные дела, названия которых говорят сами за себя: «О подозрении некоторых содержателей гостиниц в Ставрополе в допущении ими азартной картёжной игры», «О картёжной игре частного пристава 2-й части города Ставрополя, губернского секретаря Кузьменко с канцеляристом Нефедьевым», «О картёжной игре села Михайловки священника Конопаева и о драке его с дьяконом и причетниками». Каждый документ рисует яркий типаж страстного картёжника.

В конце XIX - начале XX века Кавказские Минеральные Воды переживали настоящий курортный бум: закончилось строительство железной дороги, росло количество санаториев, пансионатов, куда съезжались представители высшего общества и богемы. Игральные карты везли вагонами. Так, в 1906 году только за один летний сезон в Кисловодске было израсходовано 83 тыс. колод. Игра шла по-крупному, привлекая аферистов и шулеров. Часто они появлялись в компании с молодыми привлекательными особами, которые знакомились с богатыми отдыхающими, флиртовали, завлекали в игру.

- По старым офицерским традициям, шулера били шандалом по голове, - рассказывает мой собеседник. - Шандал - приспособление для карточной игры, тяжёлая подставка для карт с подсвечником, щёточками и мелками. Известный композитор Александр Алябьев был отдан под суд за то, что во время игры проломил шулеру голову шандалом. На государственном уровне карточное мошенничество считалось уголовным преступлением.

В годы Гражданской войны карточная игра была распространена по обеим сторонам фронта. Белогвардейцы продолжали традиции русского офицерства. Но оказывается, что и бойцы рабоче-крестьянской красной армии от них не отставали. В ставропольском архиве Е. Григоренко изучил несколько интересных дел. Одно из них, датированное 1920 годом, содержит информацию о красноармейце караульного батальона Василии Титове, отданном под суд за карточную игру, правда, отделавшегося выговором.

Ситуация резко изменилась в период НЭПа, когда для преодоления разрухи в стране большевики стали использовать средства, откровенно противоречащие марксистской теории.

- В ноябре 1921 года Ленин подписал специальное постановление, разрешающее производство и продажу игральных карт, - рассказывает исследователь. - В апреле 1923 года в Ставрополе открылось первое игорное заведение клуб «Лотто», расположенный на бывшем Николаевском проспекте, переименованном в ул. Красную, в здании уже знакомой нам бывшей гостиницы Найтаки. Примечательно, что формально игорный клуб находился в ведении уполномоченного ВЦИК по улучшению быта детей и был обязан часть доходов передавать в Клуб общества друзей беспризорных детей. Всего в Ставрополе открылось три игорных клуба, доходы которых составляли до 40% местного бюджета.

Очередное кардинальное изменение государственной политики в отношении азартных игр наступило с началом консолидации власти в руках Сталина, когда в стране наметился курс на коллективизацию и индустриализацию. В мае 1928 года вышло постановление Совнаркома, обязывающее принять меры к немедленному закрытию всех игорных заведений.

- С тех пор карты оказались вытеснены в скрытый от посторонних глаз мир домашних гаданий и обывательских компаний любителей преферанса, - подводит итог Евгений Григоренко.

Правда, всей мощи тоталитарного государства оказалось явно недостаточно, чтобы уничтожить неодолимую тягу к азарту в душе русского человека.